|
Константин и Сергей
Коровины, 1860 годы
|
|
|
Глава вторая. Выбор, продолжение
Поленов предложил Коровину свои этюды, фотографии, но никому из современников не пришло в голову сравнивать декорации «Аиды» с широко известными после только что состоявшейся Передвижной выставки 1885 года поленовскими работами: слишком они иные по эмоциональному образу, настроению, напряженности чувств героев, которая оживает в них. И вот разгадка, почему нигде еще не бывавшему и ничего не успевшему повидать художнику так охотно поручается оформление всех следующих «западных» спектаклей. Этнографическая точность была в них не нужна, да и невозможна, зато никто из живописцев не достигал такой степени эмоциональной напряженности и достоверности в атмосфере постановки. Поленов мог быть доволен: это и было то внутреннее раскрепощение живописца, его видения, отношения к цвету, которого он искал для Коровина в театральных работах.
Правда, оставалось училище, его руководство и чиновничья администрация, которую никакие успехи молодого художника не могли примирить ни с его поисками, ни тем более с его достижениями, слишком расходившимися с официальными представлениями об искусстве- описывающем, иллюстрирующем и конечно же ничего не выражающем, где вымеренная точными науками достоверность легко и удобно подменяла человеческое переживание. И вот эпизод, связанный с появлением в училище одного из новых руководителей.
«Он появился на возвышенном месте, где был покрыт зеленым сукном небольшой стол, в вицмундире и при орденах. Посмотрев на нас строго сквозь большие роговые очки, новый инспектор сказал:
- Отсутствие знаний в художниках лишает их произведения смысла, который они должны иметь... Вот пример: картина Куинджи «Украинская ночь», вызвавшая столько шума в публике и имевшая такой успех.
Однако художник ошибся... Всякий, кто знаком хоть немного с астрономией, видит, что на картине Куинджи нет звезд южного созвездия...
- Скажу, что не только художники,- продолжал инспектор,- но и поэты русские отличались недостатком научных знаний. Вот хотя бы прославленный Пушкин не знал ботаники... Он писал:
Люблю ваш сумрак неизвестный
И ваши тайные цветы...
- Как же это «тайные»? Позвольте! Названия цветов все известны. Не секрет! Никаких тайных цветов в природе не существует.
Другой случай. Лермонтов, тоже поэт знаменитый, в зоологии делал непростительные промахи. Вот его стихи:
И Терек, прыгая, как львица,
С косматой гривой на хребте...
Какая же у львицы грива? Где же-с? Грива у льва, а львица без гривы. Только мифология античных греков не делала ошибок: боги и музы имели реальный облик людей.
- Позвольте спросить, господин инспектор,- вдруг раздался голос одного из учеников по фамилии Пустышкин, а что в Греции и теперь есть кентавры?
Все как-то сразу приумолкло».
Автор воспоминаний обошел только одну подробность - в действительности ученик Пустышкин носил фамилию Коровин.
Если о ком Коровин не думал и не заботился никогда, то это об искусствоведах и потомках. Он не составлял списков своих работ, не записывал старательно, как делали многие, что кому когда продал, подарил или просто потерял. Он не вел дневников, был скуп на письма, и ему тем более не приходило в голову хоть где-то и как-то отмечать основные события своей жизни. Да и чем определять эти основные, главные вехи - тем, как они выглядят в глазах других, или своей внутренней оценкой, которой нет необходимости записывать, потому что она остается жить внутри тебя на всю жизнь, как последние слова Саврасова на Самотеке или встреча в академии с холстами Коро? И лишний пример тому - 1885 год. Коровин до конца жизни не забудет переживаний с декорациями «Аиды» и ни словом не обмолвится о своей первой заграничной поездке, которая станет возможной благодаря полученному гонорару, а если когда-нибудь и скажет о ней, то только к слову, между прочим, занятый другими воспоминаниями.
Испания - Париж. Трудно сказать, что могло определить такой необычный маршрут поездки. Скорее всего перспектива постановки в Частной опере «Кармен» - Коровин мог или рассчитывать на нее, или даже иметь какие-то гарантии Мамонтова - и где-то в глубине души, наверное, и отзыв Репина: «Настоящий испанец!» Коровину свойственно в каждой оценке разбираться очень подробно.
Испанские музеи явно не слишком занимают внимание художника. Архитектура - Коровин специально не говорит о ней. Главное и какое же неожиданное для него другое - великолепный в своем бесконечном разнообразии, щедрости, яркости праздник цвета, «будто приснившийся», по выражению художника. Совсем недавно по поводу поразивших его на передвижных выставках поленовских этюдов Коровин говорил: «Я тоже видел синие тени, но боялся их брать, все находили: слишком ярко». Теперь это право на цвет открытый, вибрирующий внутренней силой, словно торжествующий, утверждает сама природа. Но дело не в красочном эффекте самом по себе. Коровину эта палитра нужна для того, чтобы создавать образы эмоциональные, сильные открыто и смело выраженным в них чувством художника.
Через призму нового, раскрепощенного ощущения цвета Коровин хочет увидеть все, что его окружает,- не только пейзаж, и даже, пожалуй, меньше всего пейзаж, но человека, жизнь, простой быт. «Кабачок» - бархатистый, полный лиловых теней сумрак южной ночи, ощущение таинственности, скрытых страстей, которое художник использует через несколько месяцев в постановке «Кармен». «Испанка» - портрет, захвативший даже сдержанных по отношению к Коровину московских критиков. Наконец, барселонский этюд, который Коровин, едва доехав до Парижа, перерабатывает в картину «У балкона. Испанки Леонора и Ампара».
Следующая страница...
|
