Конст.Коровин, 1930-е

- Савва Иванович Мамонтов говорил, что там дорога строится, но по ней ехать еще нельзя... Как-нибудь с инженерами проедем до Двины, а там - пароход есть.
- Как я рад, что ты едешь. Вот только Вася все пугает, говорит, что нас самоеды съедят.
- Съедят не съедят, - смеется Вася, - а кому нужно ехать за Полярный круг?.. И черт его знает, что это за круг такой... Пари держу, как увидите круг, так скажете: «Довольно шуток», - и назад.
Кого я ни видал перед отъездом - никто, как и Вася, об этом старом русском крае толком не знал ничего. А мой приятель Тучков привез мне ловушку и просил поймать на Севере какую-либо зверюгу.
- Ну, понимаешь, какого-нибудь там ежа или зайца... И обязательно привези мне буревестника...

От Вологды до Архангельска ведут железную дорогу.
Прямо, широкой полосой прорублены леса. Уже проложены неровно рельсы. По ним ходит небольшой паровоз с одним вагоном. Называется это - времянка. Кое-где построены бараки для рабочих, сторожки для стрелочников. Новые и чистые домики.
Проехали до конца поруби и остановились в одной сторожке. Там чисто, Пахнет свежей сосной и есть большая печь, а кругом бесконечные могучие Леса. Веками росли, умирали, падали, росли снова. Там никаких дорог нет.
Серов и я увидели, что днем писать с натуры нельзя: мешают мириады всевозможной мошкары, комаров, слепней. Лезут в глаза, в уши, в рот и просто едят поедом. Я и Серов намазались гвоздичным маслом - ничуть не помогало. Мошкара темными облаками гонялась не только за нами, но и за паровозиком времянки...
Вечером к нам в сторожку пришел инженер-финляндец. Рассказал, что есть недалеко озера, небольшие, но бездонные, и показал пойманных там больших окуней, черных, как уголь, с оранжевыми перьями, красоты невиданной. Я сейчас же стал их писать.
Финн состряпал из окуней уху, но ее нельзя было есть: пахла тиной. Так мы улеглись без ужина...
А в пять часов утра уже начиналась порубка. Свалив деревья, рабочие оттаскивали их в сторону с просеки. И внезапно один из порубщиков увидал вдали высокого, странного оборотня, который тоже таскал старательно и усердно деревья на опушке чащи. Это был огромный медведь. Он пришел к порубкам, посмотрел, что делают люди, и стал делать то же: таскал, рыча, деревья. Хотел помочь, думал - нужно.
Медведь выходил на порубки каждый день. Когда рабочие кончали работу, уходил и он. Но только работа начиналась - он уже на опушке.
Злая пуля уложила занятного бедного зверя. Когда его тушу везли в Вологду на дрезине, я не пошел смотреть, не мог. Так было жаль его. Серов зарисовал труп в альбом.

Как-то Серов и я писали светлой ночью около сторожки этюд леса. В кустах около нас кричала чудно и дико какая-то птица. Мы хотели ее посмотреть. Только подходили к месту, где слышен ее крик, она отойдет и опять кричит. Мы за ней, что за птица: кричит так чудно, но увидать невозможно. Ходили-ходили, так и бросили и пошли назад. Пришли, будто к сторожке, а сторожки нет. Мы - в сторону, туда-сюда. Нет. Мы назад пошли, ищем. Нигде нет.
- Постой, Антон, - говорю я, - вот заря... Надо на зарю идти.
- Нет, - отвечает Серов, - надо туда. И показывает в другую сторону.
Мы заблудились. Смотрим, все ветви деревьев повернуты на юг.
- Я полезу на дерево, - говорит Серов.
Я подсаживаю, он ловко взбирается, хватаясь за ветви длинной ели.
- Сторожки не видно, - говорит он с дерева. - А что-то белеет справа, как будто озеро или туман...
Вдруг слышим - идет где-то недалеко паровоз, тарахтит по рельсам, попыхивает. Мы быстро пошли на приятные звуки времянки, и оба сразу провалились в мох, в огромное гнилое дерево, пустое внутри, а внизу завалившее яму. Там была холодная вода. Мы оба разом выскочили из этой гнилой ванны, побежали и скоро увидали нашу сторожку.
Серов посмотрел на меня и сказал:
- А ведь могло быть с нами прости-прощай...

В сторожке были инженеры, Чоколов и другие.
- Мы завтра поедем на Котлас, на Северную Двину, - сказал Чоколов. - А теперь поедемте на дрезине... Здесь есть недалеко село и река. К нему нет дороги, но оно очень красиво...
Вот и село Шалукта.
Деревянная высокая церковь, замечательная. Много куполов, покрыты дранью, как рыбьей чешуей. Размеры церкви гениальны. Она - видение красоты. По бокам церковь украшена белым, желтым и зеленым, точно кантом. Как она подходит к окружающей природе!..
Трое стариков крестьян учтиво попросили нас зайти в соседний дом. В доме - большие комнаты и самотканые ковры изумительной чистоты. Большие деревянные шкафы в стеклах - это библиотека. Среди старых священных книг я увидел Гончарова, Гоголя, Пушкина, Лескова, Достоевского, Толстого.
В горницу вошли доктор и учительница, познакомились с нами. Я и Серов стали писать у окна небольшие этюды. Нас никто не беспокоил.
- Что за удивление, - сказал Серов. - Это какой-то особенный народ... Когда мы окончили писать, к нам подошли старики и доктор, посмотрели на нашу работу и один из стариков предложил нам, не хотим ли мы поехать на лодке по реке.
- Здесь есть красивое место, - сказал старик, - наши девицы хотят вас покатать, показать реку.
Он махнул рукой, подошли четыре нарядные молодые девушки. Доктор сказал нам:
- Здесь так принято встречать гостей. Вас будут угощать девицы... Мы сели в большую лодку, доктор с нами.