Конст.Коровин, 1930-е

Я пошел из зрительной залы за бароном Кусовым на сцену. За кулисами я увидел Фигнера, перед которым стоял великий князь Сергей Михайлович.
Когда я подошел, великий князь обратился ко мне:
- Скажите, кто это такой? - спросил он меня, показав на Фигнера.
Я как-то не ожидал такого вопроса, вернее, не понял, в чем дело, и ответил:
- Николай Николаевич Фигнер...
- Я прекрасно знаю, что это Николай Николаевич Фигнер, - сказал великий князь. - Я вас спрашиваю: кто он? То есть какой же это князь Синодал?..
- Это костюм Николая Николаевича Фигнера. Думаю, что он из кавказского магазина с Невского проспекта...
- Вот видите, ваше высочество, как изволят отвечать декаденты, - горячась, сказал Фигнер. - Позвольте, - сказал великий князь, обратившись ко мне. - Это, значит, не ваш костюм. Отчего же вы не сделали костюма для Синодала?
- Нет, - ответил я, - я дал рисунок. - А он готов? Покажите мне, - сказал великий князь барону Кусову. - Видите ли, - говорил великий князь, - я всю юность провел на Кавказе, и я вижу», что материи и цвета на всех других костюмах кавказские... Они говорят несколько о прежнем, хотя и не очень отдаленном времени, я уже мало встречал таких костюмов.
- Да, во времена давние была иная форма, заимствованная из Персии, - сказал я. - Но я боялся сделать очень отдаленное время, так как позднейшее было более изящно.
Барон Кусов принес и показал мой костюм князя Синодала.
- Надо его надеть на кого-нибудь, - сказал я.
Мой взгляд упал на моего слугу-чеченца. Ему велели надеть костюм. Костюм оказался ему как раз впору. Тонкая фигура чеченца была изящна.
- А зачем вы сделали откидные рукава? - спросил меня великий князь. - Это армянский фасон, у грузин не было.
- Я хотел сделать по Лермонтову... - ответил я. - «Играет ветер рукавами его чухи...» И притом у гурийцев я видел откидные рукава. А они тоже грузины. Это была смешанная мода, которая шла от армян.
- Я не поклонник декадентства, - сказал с улыбкой великий князь Фигнеру, - но должен вам сказать, что костюм ваш, Николай Николаевич хотя и прекрасен, но несколько современен... На самом деле, на Кавказе таких не носят... Уж очень много кистей мишурных... Вроде как на богатых гробах.
Фигнер все же пел в своем костюме.
После новой постановки оперы «Демон» пресса писала, что «костюм Синодала, сделанный по рисунку Коровина, - декадентский».
- Странно... - сказал директор В.А.Теляковский. - Так много говорят о постановке «Демона». А когда в прежней постановке «Демона» грузины почему-то были все в турецких фесках на головах, а горы были чуть ли не швейцарские - все молчали. А теперь все говорят и все ругают вашу постановку. Даже барон Фредерике и тот почему-то беспокоится. Спрашивает меня: «Неужели грузинки ходили в шароварах? Не странно ли?» - Теляковский рассмеялся. - И притом: все ругают, а театр полон...
Мой слуга, чеченец Ахмед, удивился, когда с него сняли костюм, который он примерял. Он думал, что ему его подарили... Он очень огорчился, сказал мне грустно:
- Хороший город Петербург, генерал многа, начальник многа, всего многа... но гора нет... Скучно, ро-о-овно... Как без гора жить...
И добавил:
- Зачем Демон? Такой человек нет Кавказ...
Василий Харитонович Белов с сердцем сказал ему:
- Чего ваш Кавказ? Ежели взять у нас в Москве царь-пушку, да ее на гору поставить, да ах! Тогда все, все вы, черкесы, что ни на есть, што скажете, а?
Мой чеченец промолчал. Но как-то сказал Василию Белову:
- Ты думаешь моя дурак одна. А твоя тоже дурак...

Мой слуга-чеченец заскучал. Пришел он ко мне как-то утром и говорит:
- Твоя - Друга моя. В полицейский участок была, начальник многа ругал меня. Пашпорт нет, кинжал не молено носить никак... никак нельзя... Пистолет нельзя, никак не можно. Пистолет - тюрьма сажает... Прощай, - сказал он мне, наклонив голову. - Я назад пойдет...
И я увидел слезы в его глазах.
- Пускай Кавказ меня. Твоя-моя один Аллах. Прощай, твоя - друга. Твоя - вот харош. Моя правда говорит. Пускай меня Кавказ... Скушно мне... Всего многа, Петербург хорош, гора нет... Скушно... Ну што тут, не Можно жить без гора, скушно...
Он собрался в отъезд. Я вечером провожал его на вокзал. Купил ему билет. Деньги в сумке на шнурке велел надеть на шею, под бешмет. «А то, - говорю ему, - украдут у тебя...» Прощаясь со мной, он крепко обнял Меня за шею руками, сказал:
- Прощай. Чечен не может здесь жить... Такой человек - не виноват... Прощай!
И, поцеловав меня в лоб, он заплакал...