Конст.Коровин, 1930-е

Ночь. Мастерская на Подьяческой улице - большая, освещенная лампами. На полу декоративной мастерской лежат огромные холсты декорации. Около них стоят тазы с колерами. Я пишу долину Арагвы и ущелье. Мои этюды, написанные с натуры на Кавказе, стоят передо мной.
В углу мастерской, вдали, у печки, где согревается клей, на полу сидит мой слуга Ахмед - чеченец. Он держит на коленях опрокинутое ведро и бьет в него ладонями рук. И, закрыв глаза и качая головой, тихо поет какую-то песню, похожую на молитву муэдзина. Как это напоминает Кавказ... брега иные, далекие...
Старший мастер Василий Харитонович Белов, маляр, подает мне в тазах составленные колеры, которыми я пишу по холсту декорацию светлой Арагвы.
- Вот чудной народ, эти черкесы... Поет, а что - незнамо что. Поет... А то вынет из кармана платок, постелет на пол, встанет на колени, руки к ухам поставит, и давай молиться. Вот молится!.. Ала-мала, ал-ала, сала-мала... И чего?.. Тоже по-своему. Чудно!
- Он магометанин, - говорю я, - другой веры.
- Да, - согласился Василий Харитонович. - Да, это и видать. Ну и плясать он ловок. Их ты! Вынет кинжал, воткнет, значит, в пол-то и кругом его пойдет ходом... Их, ловко! На цыпочках. Закроет глаза и запоет, незнамо што, конечно, черкес он нехрещеный... Только знаете, что он говорит, - продолжал Василий Белов. - «Что, говорит, Петербург! У нас, говорит, город Тифлис лучше. У нас там, говорит, бани-майдан, прямо из горы кипяток идет, вода.... А тут что у вас, говорит, и гор нет». Вот ведь врать здоров до чего...
- Нет, - говорю я, - не врет он. Верно. Вода прямо из горы, кипяток идет, верно, - говорю я.
- Ну, что вы, Кинстинтин Ликсеич? Э-э, ну!.. А кто ж ее там греет? Вы верите!.. Мало ли что он врет... - Василий Белов подошел к столу, налил себе стакан квасу и выпил залпом, вроде как с досадой. - Экой какой народ злющий! Ежели воевать с ними, они, ежели в плен возьмут, это самое... голову тебе кинжалом отрежут начисто...
- Еще бы, - говорю я, продолжая писать. - Это верно. Тебя, Василий, и резать-то хорошо, вот ты какой гладкий...
- Ну, вот тоже... вы скажете... Василий не любил моих шуток. Он лихо надел картуз и вышел из мастерской.

Когда декорации были готовы, их повесили на сцене в Мариинском театре. Была назначена монтировочная репетиция, где я освещал их, а также осматривал костюмы действующих лиц и хора, сделанные по моим рисункам.
Демона пел Тартаков, а Синодала - Николай Николаевич Фигнер. И тот и другой имели свои собственные костюмы. Они не хотели надеть костюмы по моим рисункам, так как боялись, что костюмы будут Декадентскими. В то время постановки мои в императорских театрах всеми газетами почему-то назывались «декадентскими». Это словечко, прибывшее из-за границы, было тогда в моде и употреблялось кстати и некстати.
В середине сентября была назначена генеральная репетиция «Демона». Приглашенной публики не было, даны были только места знакомым и родственникам участвующих артистов и хора. Тем не менее «родственников» оказалось так много, что зрительный зал Мариинского театра наполнился.
На сцене - горное ущелье. Ночь. Костюм тенора Фигнера сильно отличается от других, моих, костюмов. На голове у Фигнера огромная белая песцовая папаха; она похожа на большую муфту. На короткой белой черкеске нашито много золотой и серебряной мишуры с висящими сзади кистями, поддерживающими черную бурку. Под черкеской - голубая атласная рубаха, с очень высоким воротником и блестящими пуговицами: яркие голубые шаровары с красными сапожками...
- Ну и костюм! - сказал мне директор императорских театров Владимир Аркадьевич Теляковский.
На сцене хор поет:

Но-о-о-ченька те-е-е-мная
Ско-о-ро прой-дет
Она...

Оркестр остановился. Ко мне подходит барон Кусов, заведующий постановкой, и важно, строго говорит мне:
- Пожалуйте, вас требует его высочество на сцену...
Я пошел из зрительной залы за бароном Кусовым на сцену. За кулисами я увидел Фигнера, перед которым стоял великий князь Сергей Михайлович.
Когда я подошел, великий князь обратился ко мне:
- Скажите, кто это такой? - спросил он меня, показав на Фигнера.
Я как-то не ожидал такого вопроса, вернее, не понял, в чем дело, и ответил:
- Николай Николаевич Фигнер...
- Я прекрасно знаю, что это Николай Николаевич Фигнер, - сказал великий князь. - Я вас спрашиваю: кто он? То есть какой же это князь Синодал?..
- Это костюм Николая Николаевича Фигнера. Думаю, что он из кавказского магазина с Невского проспекта...
- Вот видите, ваше высочество, как изволят отвечать декаденты, - горячась, сказал Фигнер. - Позвольте, - сказал великий князь, обратившись ко мне. - Это, значит, не ваш костюм. Отчего же вы не сделали костюма для Синодала?
- Нет, - ответил я, - я дал рисунок.