Содержание: Глава I Глава II Глава III » Стр.1 » Стр.2 » Стр.3 » Стр.4 » Стр.5 Глава VI Глава V Глава VI Глава VII Глава VIII Глава IX Глава X Глава XI Глава XII Глава XIII Глава XIV Глава XV Эпилог

У балкона. Испанки Леонора и Ампара, 1888-1889

Глава третья

Кстати, исчислить направление осторожно любопытствующих взглядов Коровина совсем нетрудно, более того, как раз здесь появляется возможность укрепить цепочку неких предположений абсолютно достоверным звеном. Без сомнения, даже не рассмотрев хорошенько лица жены Мамонтова, Елизаветы Григорьевны, не очень разобрав, кто из двух дочерей Шура, кто Вера, кто из сыновей Сергей, Андрей и Всеволод, из всего незнакомого окружения, из обстановки убранной под средневековье залы с мощными потолочными балками, камином, старинным оружием, глаз живописца сразу выхватил и впечатал в сознание висевшие на стенах картины. Их в столовой, где происходит знакомство, две, обе написаны недавно Виктором Михайловичем Васнецовым, а поскольку оригинальный характер этих холстов демонстрировал направление, к которому Константин Коровин проявит большую чуткость, возникает необходимость сделать краткое отступление на тему «Мамонтов и Васнецов». Пока сын вятского священника учился в петербургской Академии художеств, все шло хорошо, когда он начал выставлять у передвижников наблюдательно написанные бытовые сценки, стало еще лучше, а когда обласканный похвалами Стасова и Крамского Виктор Васнецов сделался полноправным членом Товарищества, чего оставалось желать? Но, как выяснилось, Васнецов желал переменить и жанр, и стиль своей работы, и даже местожительство. Он задумал соединить современную живопись с поэзией древних былин и сказок, захотел стать «историком (несколько на фантастический лад)» и переселиться из дворцового Петербурга поближе к теплу соборов московского Кремля.

Переезд состоялся, начались опыты перевода «неясных исторических и сказочных грез» на язык живописного реализма, следом пошли удостоверяющие новизну идей мытарства - насмешки зрителей, сомнения критиков, непонимание, непроданные картины... Крамской тревожился за судьбу мечтателя: «Нежен очень характером, ухода и поливки требует!». По счастью, нежность васнецовского характера сочеталась с изрядной стойкостью, а уход и своевременную поливку обеспечил Мамонтов.
«Он был надежный друг в самых рискованных и стремительных художественных полетах, - говорил Васнецов. - Ему был понятен трепет творческого вдохновения... он был родной».
Вблизи, на расстоянии ежевечерней летней прогулки в мамонтовское Абрамцево, Васнецов писал «После побоища Игоря Святославича с половцами» - полотно, которое вошло в собрание Третьякова и узаконило права фольклорной темы. Во исполнение мамонтовского плана «приучать глаз народа к красивому на вокзалах, в храмах, на улицах» три новые композиции Васнецова были написаны для украшения вокзалов Донецкой железной дороги. Метафорические образы южного степного края - его истории: «Битва русских со скифами», его отважного освоения: «Ковер-самолет», сказочного богатства его недр: «Три царевны подземного царства» - правление дороги в лице директора С. И. Мамонтова приняло восторженно, но в лице прочих акционерных пайщиков отвергло, сочтя ненужной тратой. Подобный результат внедрения искусства в жизнь мог, однако, смутить кого угодно кроме инициатора затеи. Савва Иванович презирал унылую «окисленность». Еще больше напора в стремлении развить общественные вкусы, больше пыла в речах, зовущих Васнецова к победе поэзии над обывательской прозой, и тактическое (практическое) укрепление позиций: «Трех царевен», по совету Саввы Ивановича, приобрел его брат Анатолий Иванович, «Битву» и «Ковер-самолет» Мамонтов купил сам, вывесил у себя в доме как боевые штандарты.

Сквозь благостный лик «сказочника» Васнецова, чье искусство доступно, вроде бы даже предназначено детишкам, непросто разглядеть борца и провозвестника, вдохновлявшего Блока. Трудновато понять первых критиков, шокированных необузданной экспрессией «безумной» васнецовской «Аленушки». С некоторым напряжением усваивается, что миражи и мятежи Врубеля, символистов, мирискусников - вслед за Васнецовым, и путь универсального (от фрески до резной кухонной полочки) художественного творчества - за ним. Свободный от предрассудков сегодняшнего восприятия, Константин Коровин находился в более выгодном положении: не обрубая своих впечатлений простотой сказочных сюжетов, он мог легко заметить желание Васнецова насытить привычную изобразительную натуральность красотой самоценных декоративных ритмов, узнавал и ту тягу к уплощению цветовых пятен, от которой учитель пробовал отучить его самого. Кстати, предложенную ему дорогу в театр тоже активнее других художников торил Виктор Васнецов. Увлекались хозяева и друзья мамонтовского дома совместным чтением классики, постановкой живых картин, спектаклей. Шутили, лицедействовали, примеряли на себя роли библейских героев и водевильных разбойников, с азартом расписывали холщовые задники (шутки шутками, но уж тут профессионалы были обязаны блеснуть), вольно фантазировали, вдохновенно творили. И прощались: до воскресенья, когда опять соберутся на коллективную читку, до следующего семейного торжества, где представят живую картину в честь именинника, до нового Рождества, к которому Савва Иванович подберет или сочинит пьесу с забавными ролями для всех, включая трехлетнего сынишку дальней родственницы. Но появился однажды Васнецов, сразу же был подхвачен мамонтовским вихрем, чуть не на второй день фигура застенчивого долговязого вятича украсила очередную живую картину эффектным Мефистофелем. Вскоре этот художник увлеченно («под вдохновляющим деспотизмом Саввы Ивановича») взялся за оформление драмы-сказки Островского «Снегурочка» - и долго набухавшая почка лопнула: страстная любительская игра в театр проросла настоящим открытием, откровением театрального искусства.

Как творчество изначально коллективное театр был самым естественным - идеальным - видом деятельности кружка. А дружное воодушевление укрепляло, освобождало и умножало личную талантливость. Потому вовсе не удивительно, что, хоть по свойствам дарования Васнецов слегка не дотягивал до репинского мастерства, поленовской культуры и, осмелимся сказать, мамонтовского вкуса, последний решающий рывок из театрального любительства сделал именно он. У Васнецова, полагавшего главной задачей русских художников «выразить красоту, мощь и смысл наших родных образов, суметь в своем истинно национальном отразить вечное, непреходящее», была особенная сила - абсолютно ясная художественная идея, что дало спектаклю единство стиля, поэтическую новизну и колоссальный зрительский успех. Неоднократно повторенный домашний святочный спектакль «Снегурочка» стал прологом новой эпохи русского театра, когда на большую сцену пришли большие художники. Мамонтову лишь оставалось дождаться отмены столичной монополии казенных императорских театров (это как раз и подоспело через год), чтобы организовать первый в России официально утвержденный частный театр - Частную оперу С.И.Мамонтова.
Следующая страница...