|
Федор Шаляпин и Конст.Коровин в мастерской художника. Париж, 1930
|
|
|
|
Помню, в коридоре горела коптящая лампочка на стене. Комната Шаляпина была открыта.
- Вот здесь он живет, - показал хозяин.
Я увидел узкую, неубранную кровать со смятой подушкой. Стол. На нем в беспорядке лежали ноты. Листки нот валялись и на полу; стояли пустые пивные бутылки.
Мамонтов, приложив клочок бумаги к стене, писал записку. Спросил, повернувшись к Труффи:
- Как его зовут? Труффи засмеялся и сказал:
- Как зовут? Федя Шаляпин.
Записку оставили на столе и уехали ужинать к Пивато. У Пивато Труффи заказал итальянские макароны и все время разговаривал по-итальянски с Мамонтовым о Мазини.
Прошло больше года. Ничего не было слышно о Шаляпине. Но Савва Иванович не забыл Шаляпина. И сказал мне раз:
- А я был прав, Костенька, Шаляпину-то петь не дают. И неустойка его всего 12 тысяч. Я думаю, его уступят мне без огорчения, кажется, его терпеть там не могут. Скандалист, говорят. Я поручил Труффи поговорить с ним. Одна беда: он больше, кажется, поет в хоре у Тертия Филиппова, а ведь Тертий мой кнут - государственный контролер. Он может со мной сделать, что хочет. Уступит ли он? Тут ведь дипломатия нужна. Неустойка - пустяки, я заплачу. Но я чувствую, что Шаляпин - уника. Это талант. Как он музыкален! Он будет отличный Олоферн.
Вы костюм сделаете. Надо поставить, как мы поставили «Русалку». Это ничего, что он молод. Начинайте делать эскизы к «Юдифи».
Я удивлялся С.И.Мамонтову: как он любит оперу, искусство, как сразу понимает набросок, эскиз, хоть и не совсем чувствует, что я ищу, какое значение имеет в постановке сочетание красок.
А все его осуждали: «Большой человек - не делом занимается, театром». Всем как-то это было неприятно: и родственникам, и директорам железной дороги, и инженерам заводов.
Коровин и Шаляпин в Нижнем Новгороде
В Нижнем Новгороде достраивалась Всероссийская выставка. Особым цветом красили большой деревянный павильон Крайнего Севера, построенный по моему проекту.
Павильон Крайнего Севера, названный «двадцатым отделом», был совершенно особенный и отличался от всех. Проходящие останавливались и долго смотрели. Подрядчик Бабушкин, который его строил, говорил:
- Эдакое дело, ведь это што, сколько дач я построил, у меня дело паркетное, а тут все топором... Велит красить, так, верите ли, краску целый день составляли, и составили - прямо дым. Какая тут красота? А кантик по краям чуть шире я сделал: «Нельзя, - говорит, - переделывай». И найдет же этаких Савва Иванович, прямо ушел бы... только из уважения к Савве Ивановичу делаешь. Смотреть чудно - канаты бочки, сырье... Человека привез с собой, так рыбу прямо живую жрет. Ведь достать эдакого тоже где!
- Ну, что, - сказал он Савве Ивановичу, - сарай и сарай. Дали бы мне, я бы вам павильончик отделал в петушках, потом бы на дачу переделали, поставили бы в Пушкине.
На днях выставка открывается. Стараюсь создать в просторном павильоне Северного отдела то впечатление, вызвать у зрителя то чувство, которое я испытал там, на Севере.
Вешаю необделанные меха белых медведей. Ставлю грубые бочки с рыбой. Вешаю колеи тюленей, шерстяные рубашки поморов. Среди морских канатов, снастей - чудовищные шкуры белух, челюсти кита.
Самоед Василий, которого я тоже привез с собой, помогает мне, старается, меняет воду в оцинкованном ящике, в котором сидит у нас Живой, милейший тюлень, привезенный с Ледовитого океана и прозванный Васькой.
Самоед Василий кормит его живой плотвой и сам, потихоньку выпив водки, тоже закусывает живой рыбешкой. Учит тюленя, показывая ему Рыбку, кричать «ур...а!..»
- Урр...а, ур...а-а-а...
Тюлень так чудно подражает и тоже кричит: «Урр...а...»
- Молено посмотреть? - спросил вошедший в павильон худой и очень высокий молодой человек в длинном сюртуке, блондин, со светлыми Ресницами серых глаз.
- Смотри, - ответил самоед Василий.
Тюлень Васька высунулся из квадратного чана с водой, темными глазами посмотрел на высокого блондина, крикнул:
- Ур-а... - и, блеснув ластами, пропал в воде.
- Это же черт знает что такое! - крикнул, отскочив, высокий молодой человек, отряхая брызги, попавшие ему в лицо от всплеска тюленя.
«Где это я видел этого молодого человека?» - подумал я. Василий, не обращая внимания на его присутствие, выпил рюмку водки и съел живую плотицу. Молодой человек в удивленье смотрел прямо ему в рот.
И вдруг я вспомнил: «Это Шаляпин!»
Но он меня не узнал. И, обратившись ко мне, спросил:
- Что же это у вас тут делается? А? Едят живую рыбу! Здравствуйте, где это я вас видел? У Лейнера, в Петербурге, или где? Что это такое у вас? Какая замечательная зверюга!
Тюлень снова высунулся из воды. Шаляпин в упор смотрел на него и, смеясь, говорил:
- Ты же замечательный человек! Глаза какие! Молено его погладить?
- Можно, - говорю я.
Но тюлень блеснул ластами и окатил всего Шаляпина водой.
- Дозвольте просить на открытие, - сказал подрядчик Бабушкин, - вот сбоку открылся ресторан-с. Буфет и все прочее. Чем богаты, тем и рады.
- Пойдемте, - сказал я Шаляпину.
- Куда?
- Да в ресторан, вот открылся.
- Отлично. Мое место у буфета. И он засмеялся.
Продолжение »»»
|