Биография
Жизнь
мастера

Галерея
Картины
художника

Воспоминания
Отзывы и очерки
о художнике

Рассказы
Рассказы
К.Коровина

Поездки
Где он
был

О Шаляпине
К.А.Коровин и
Ф.И.Шаляпин

Фотографии
Прижизненные
фотографии


"Константин Коровин"   Книга В.М.Домитеевой о жизни и творчестве художника

  
   

Содержание:

Глава I
Глава II
Глава III
Глава IV
Глава V
Глава VI
Глава VII
» Стр.1
» Стр.2
» Стр.3
» Стр.4
» Стр.5
» Стр.6
Глава VIII
Глава IX
Глава X
Глава XI
Глава XII
Глава XIII
Глава XIV
Глава XV
Эпилог

   


Испанки
У балкона. Испанки
Леонора и Ампара,
1888-1889




Глава седьмая

Это вообще типично для коровинских портретов, где художник дает в холсте не сумму или хотя бы наиболее яркий штрих индивидуальности, а повторяет выбранное из множества проявлений каждой очередной персоны однообразно-радостное состояние, для выражения которого как нельзя лучше была приспособлена его быстрая, легкая кисть. Людьми Коровин любовался как светлыми пейзажными мотивами, писал их как ясное небо, солнечные сады, цветущие поля... Странное все же намеренное ограничение себя-портретиста. Не интересовался сложностью и разнообразием человеческой натуры? Не умел угадывать, не понимал оригинальности характеров? Литературное творчество Коровина дает ответ безусловно отрицательный: еще как интересовался, угадывал и понимал. Стало быть, просто не хотел? Не желал на холстах того, что могло бы омрачить «праздник для глаз», опасался глубокими психологическими раскопками порушить святыню своего художества - «жизнь настоящую, не ту, которая кругом», следовал мудрому предостережению Флобера «не касаться идолов, ибо их позолота остается у нас на пальцах»?

Страх обнаружить изъяны под отлипшей позолотой - нигде, даже в самых горьких исповедальных записях Коровина, эта боязнь не проявилась так очевидно, как в лучезарно и белозубо сияющей стене, за которой вопреки генеральному направлению портретного жанра Коровин прячет, скрывает человека. Отчего же откровения души виделись столь несовместимыми с искомой «радостью»? Вывод из личного опыта? Заметим: у Коровина нет автопортретов, чрезвычайно необычно для живописца, но совершенно нет, ни одного. Хотя вообще портретных холстов множество, и почти каждой модели роздано по улыбке, почти каждой подарено по цветку. Улыбается, наслаждаясь цветущей прелестью, изысканным комфортом курортного Виши Федор Иванович Шаляпин; та же приятная улыбка и тот же элегантный цветок в петлице у хваткого дельца, промышленника, коллекционера Ивана Абрамовича Морозова (кстати, эти коровинские портретные образы снова можно сравнить с трактовками Серова). Бывало, что натура удачно соответствовала манере портретиста, так, к примеру, получилось, когда Коровин писал своего приятеля Чичагова, юриста и музыканта, которому болезнь и хромота ничуть не испортили природной живости нрава; яркий свежий бутон всегда украшал лацкан всеми обожаемого весельчака, вечного добровольного тапера на домашних балах, широкая улыбка не сходила с его румяного круглощекого лица. Другим моделям коровинская портретная схема подходила меньше, совсем не подходила - художника это мало заботило. Портреты принято делить на интимные и парадные; по стилю беглого этюдного письма портреты Коровина вроде бы камерны, интимны, но по акценту на внешнем праздничном блеске они несомненно парадны. Парад ослепительно сияющих счастливцев, любимцев жизни: улыбаются артисты, купцы, художники и, конечно же, прекрасные женщины, улыбаются почти все, почти всегда, за редкими, редчайшими исключениями, одно из которых - портрет Анджело Мазини.

«Идеальный двойник» в изображении Коровина не улыбается. Случайно? Ненароком скользнула в холст меланхолическая тень, след какого-то обеспокоившего, обращенного внутрь вопроса? Подобные моменты, как можно судить по впечатлениям поклонников Мазини, не слишком часто отражали настроение темпераментного, экспансивного певца. Но разве портретист настаивает, что часто? Напротив, пойманный в движении поворот, опущенная рука с позабытой дымящейся папиросой, чуть удивленный взгляд, сама торопливо бегущая по картине кисть дают почувствовать краткость возможно нехарактерного, непривычного состояния. Однако Коровин счел наиболее важной, нужной именно эту редкую паузу. Выбрал. И потому, хотя коровинский портрет Мазини не встает в ряд с шедеврами русской портретной живописи, имеются особые причины выделить этот холст и глядеть на него затаив дыхание. Похоже, при огорчительных отказах Коровина автопортретом утолить любопытство к его личности зрителю все же дан некий выразительный автопортретный намек. «Мастерская - это спасение от мира подлости, зла и несправедливости». Приступ коровинской мизантропии прямо перекликается с настроением, высказанным Врубелем еще в бытность его студентом Академии: «Вон из-под роскошной сени общих веяний и стремлений в каморку, но свою - каморку своего специального труда - там счастье!» Мастерскую на Долгоруковской вряд ли можно назвать каморкой (в каморках не ставят роялей и не раскидывают по тахте нарядные подушки), навряд ли также Константин Коровин испытывал тогда «счастье своего специального труда», зато здесь рядом с ним был Врубель, и в желании излить, избыть неуходящую печаль счастьем стали их постоянные беседы. «Я никогда, - пишет Коровин, - не чувствовал себя с ним в одиночестве». Говорили обо всем. После случившейся в Английском клубе встречи с генералом Александром Александровичем Пушкиным, старшим сыном поэта, Коровин, растревоженный, возвращался в мастерскую, думал о Пушкине, о строчке «Моя потерянная младость...», о том «как много в словах этих, в смысле их, тяжкого, глубокого горя... Отсутствие счастья... Что-то мешает тайне прекрасного, какое-то непонимание. В печали тайной гаснет непонятый мой верный идеал...»
- А знаешь что, - сказал мне Врубель, - Пушкин не был счастлив, и вряд ли он нравился им...
- Кому им? - спросил я.
- Женщинам. Цыгане, Алеко... Странное что-то есть... Говорили о том, что угнетает художника, мешает жить.
«Казалось, что все, что живет в нас, кипит полной силой и частью необходимого и радостного, выходило в жизни не жизнью, не силой, а каким-то ненужным вдохновением, испепеляющим вашего друга, соседа, женщину, саму любовь. Вот о чем мы говорили тогда с Врубелем». Холсты Коровина, как волшебное зеркало, остаются холодным гладким стеклом перед унылом ликом жизни и вспыхивают, отражая прекрасные мгновения. Тогда в существовании Коровина прекраснее всего был Врубель. А Врубель работал над новым своим «Демоном». Он варьировал этот образ уже несколько лет, писал его, рисовал, лепил - сам мотив, по мнению автора, «требовал фуги», полифонического, многоголосого развития. Едва найдя уютное прибежище в доме Мамонтова, Врубель принялся за очередной вариант. Да, первый из дошедших до нас (и, быть может, лучший в картинном цикле «Демонов»), «Демон (сидящий)» был написан в том самом, попеременно служившем мастерской многим мамонтовцам, кабинете, где в специальной нише стоял не заслуживший одобрения Врубеля «Христос» Антокольского.
Следующая страница...



   » 

  "Напрасно думать, что живопись одному дается просто, без труда, а другому трудно. Вся суть в тайне дара, в характере и трудоспособности.
То, на что обращает внимание сам автор, этому нельзя выучиться. Сальери изучал и фугу и гармонию, а гуляка Моцарт и не говорил о том,
что он постиг гармонию и всю теорию музыки, и притом имел еще одну небольшую вещь - гениальность." (Коровин К.А.)



Художник Константин Алексеевич Коровин. Картины, биография, книги, живопись, фотографии


Rambler's Top100