Биография
Жизнь
мастера

Галерея
Картины
художника

Воспоминания
Отзывы и очерки
о художнике

Рассказы
Рассказы
К.Коровина

Поездки
Где он
был

О Шаляпине
К.А.Коровин и
Ф.И.Шаляпин

Фотографии
Прижизненные
фотографии


"Константин Коровин"   Книга В.М.Домитеевой о жизни и творчестве художника

  
   

Содержание:

Глава I
Глава II
Глава III
Глава IV
Глава V
Глава VI
Глава VII
Глава VIII
Глава IX
Глава X
Глава XI
Глава XII
Глава XIII
» Стр.1
» Стр.2
» Стр.3
» Стр.4
» Стр.5
» Стр.6
» Стр.7
» Стр.8
Глава XIV
Глава XV
Эпилог

   


Испанки
У балкона. Испанки
Леонора и Ампара,
1888-1889




Глава тринадцатая

Что еще делал Сергей Коровин? Написал в Ялте образа для часовни (ялтинское духовенство, рассказывает Нестеров, дабы повысить ценность этих произведений выдавало их за васнецовские), готовил (один раз показал на выставке) эскизы «Голгофы», начал работать над иллюстрациями к гоголевской «Шинели». Все те же темы священной истины и земных страданий, унижений. Ничего в его жизни не изменилось. Но вообще плохо известен этот художник. Так, в основном клочки, обрывки: вот из некоторых писем современников проявляется контур его товарищеской близости с Суриковым, вот при наличии написанного им портрета писателя делается достаточно очевидной его симпатия к Горькому, вот по воспоминаниям учеников очерчивается его довольно близкое знакомство с Толстым. Вот возникает возможность мельком его увидеть благодаря статье об обсуждении художниками проекта памятника Гоголю работы Николая Андреева: все молчат, не решаясь высказаться, Сергей Коровин первым начинает говорить (черта характера!), а брат тут же кидается поддержать, защитить его мнение (черта отношений!). Но как он вел себя вне мастерских, чем интересовался, любил ли что-нибудь помимо живописи - музыку (какую?), книги (какие?), ходил ли в театр? Наверное, бывал и в Частной опере, хотя бы из любви к брату, и в Художественном, хотя бы по дружбе с Симовым, но его суждения неведомы. Еще один повод для сожалений - вкусы разговорчивы.

На спектакле «Вишневый сад» Василий Дмитриевич Поленов так громко шипел, упрямо повторяя: «Вся трава сделана из шерсти и сразу видно, что это шерсть, а не трава...» [36, с. 178], что впредь дочь отказалась сопровождать его в Художественный театр. Поленов, воспоминания о котором хором поют хвалу его благовоспитанности, публично негодовал, протестовал - затронут важнейший для него принцип сценической поэтики, и никакие глубочайшие поиски достоверности, никакая выразительность «реальных элементов» не заставят его признать в декорациях правду, ежели эта правда измельчена, навязчива, скучна, насквозь нетеатральна. А Чехову нравилось. «Насчет декораций не стесняйтесь, - писал он Станиславскому в период постановки "Вишневого сада", - я подчиняюсь Вам, изумляюсь и обыкновенно сижу у вас в театре разинув рот». Не то чтобы совсем идеальным находил Чехов симовское оформление, в целом одобрял, но скользнуло в одном из писем жене огорчение от «такой ужасной» пейзажной декорации второго акта, сожаление о недостаточно выраженном «барстве» помещичьего дома. Зато Константин Коровин поле, часовенку и уходящую дорогу написал изумительно и гостиную Раневской украсил истинно барскими обоями с корзинами роз в медальонах. Правда его декораций к «Вишневому саду» в Александрийском театре была красивой, жизненной и сугубо театральной, единственный изъян - она не была чеховской. И отчего-то, если Симов для настроения хмурой осенней непогоды устраивает на сцене дождь из пожарного брандспойта, публика получает от этого сверхнаивного приема нужное впечатление, а когда Константин Коровин делает запотевшие от предрассветного холода «грустные окна» с помощью пульверизатора, то в зале полное равнодушие, а за кулисами ядовитые смешки. Приходится признать: заметно уступавший Коровину в живописном таланте Виктор Симов сумел распространить на оформление фундаментальный принцип Художественного театра - «психологизм, который пронизывает собой все». Для Коровина же путь психологической декорации оказался закрытым. Чего-то он здесь не видел (или, как и в портретах, не хотел видеть?), в театре ему нужна была музыка, прежде всего, в основе всего - музыка, вот ее он видел ясно, ярко, полно, порой даже полнее, чем композитор.

«Прекрасно... в декорациях к "Демону", - писал молодой критик Александр Бенуа (подчеркнем, кстати, его смелую зоркость: речь не о триумфальном московском "Демоне", а о петербургской премьере, где опытные рецензенты обнаружили художество от слова "худо" и "недостаточную живописность"), - именно то, что они не поражают своим блеском, но настраивают зрителя, дают, словом, все то, чего не сумел выразить в звуках Антон Григорьевич Рубинштейн». Высокая оценка коровинского сценического творчества, при том что главный критик «Мира искусства» задачей журнала полагал эталонный художественный вкус, тем более высокая, что в таких своих притязаниях журнал немало преуспел. У Константина Коровина в истории «Мира искусства» значительная роль, но совершенно особая - в предыстории. Сначала было заочное знакомство, когда «группа образованных юнцов с берегов Невы» заметила на выставках передвижников некий поворот и в смутных еще «передовых» порывах пленилась повеявшей из Москвы свежестью - когда, вспоминал Бенуа, «перед картинами Коровина мы испытали впервые упоение от живописи, от чистой живописи». Затем знакомство очное, застенчивое, с изыскиванием предлога (им стало приглашение совместно участвовать на выставке современного искусства в Мюнхене), под которым удалось бы зазвать к начинающим петербургским дерзателям известных новаторов-москвичей. Те согласились, и Коровин «оказался из всех самым милым, простым, приветливым и веселым». «Мы, - рассказывал Бенуа, - чуть ли не в тот же день выпили на брудершафт (чем я был безмерно польщен), и с тех пор уже Коровин считался не только моим другом, но и другом всей нашей группы». А вскоре Константин Коровин поразил кружок молодых петербургских приятелей так, как не поражал ни на выставках, ни в личном обаятельном общении.
Собравшиеся возле Бенуа страстные театралы, способные пересмотреть за неделю десяток спектаклей, грезящие, бредящие театром, лелеющие о нем робкую и заветную мечту, на гастролях Частной оперы в Петербурге открыли доселе им неизвестного театрального Коровина: «Наш любимый живописец вдруг предстал во весь рост, развернул свой талант во всю ширь!» Настоящее потрясение. И школа: с прицелом всерьез изучающего театр дилетанта Бенуа брал у Коровина открытые уроки профессионализма - умение дать образ спектакля крупно и цельно, техническое знание сцены, совмещение в одном лице декоратора и костюмера, «в результате чего получалась изумительная, до тех пор невиданная гармония».
Следующая страница...



   » 

  "Только искусство делает из человека человека. Неправда, христианство не лишало человека чувства эстетики: Христос велел жить и
не закапывать своего таланта. Мир языческий всегда был полон творчества, при христианстве, может быть, вдвое." (Коровин К.А.)



Художник Константин Алексеевич Коровин. Картины, биография, книги, живопись, фотографии


Rambler's Top100