У балкона. Испанки Леонора и Ампара, 1888-1889
|
|
|
Глава тринадцатая
«Хорошо сделать Париж ночью во всю сцену Большого театра», - предложил Коровин Теляковскому, обсуждая постановку «Богемы». В декорациях оперы музыкальный веризм Пуччини и коровинская живописная правда соединились идеально. Можно посмотреть, как это вышло: декорации и сейчас продолжают служить в спектакле петербургского Театра оперы и балета им. М.П.Мусоргского. Сильно, конечно, обветшали старые театральные холсты, случайно уцелевшие от пожара, в котором сгорело почти все.
Летом 1914 года, на виду у многочисленных зевак перед сгоревшим складом, Коровин плакал, глядя на свои «погибшие сказки». Каким-то невероятным усилием ему удалось восстановить большинство постановок, но самого Коровина это не утешало: «Все забывают, что я художник-импрессионист, живу своим восприятием, краски подбирая под тона музыки... теперь я буду писать новые эскизы, но это уже будут новые тона, новые песни и новые краски».
Особенно он горевал о гибели «Саламбо». Балет этот заметно отличался от прочих его работ, и кто знает, будь придумавший интересную романтическую фантазию по мотивам флоберовского сюжета хореограф Горский немного удачливее в своих контактах с публикой, Коровин, возможно, и далее бы развил введенную им в «Саламбо» символику колористических созвучий. Но судьба не благоприятствовала, и в коровинском творчестве «Саламбо» - уникальный опыт живописного символизма; с дороги поэта-реалиста Коровин не свернул.
Две противоборствующие идеи постоянно сталкиваются в истории театра, во взглядах на театр.
«В реальности моей жизни я видел грубые поступки, слышал грубые слова, - вспоминал о детстве Шаляпин. - Мое первое посещение театра ударило по всему моему существу именно потому, что очевидным образом подтвердило мое смутное предчувствие, что жизнь может быть иною - более прекрасной, более благородной». Удивительно похоже на раннее коровинское открытие «настоящей» жизни, сверкнувшей в стихах сквозь грязь той жизни «которая кругом». Отсюда устремления, отсюда театр прекрасной реальности, театр возвышенной искусством правды.
Тот же исток, неприятие обыденного пошлого убожества, у мирискусников и у поэтов-символистов, у главного коровинского соперника Головина. Но выход другой - в мечту, и театр другой, хорошо определил его Мейерхольд - «потайные двери в страну Чудес».
Много уже говорилось про счастье встречи Коровина и Шаляпина, союз Головина с Мейерхольдом был не менее счастливым. Осторожно нащупывая некие пластические ходы, отвечавшие его собственному вкусу, Головин постепенно отходил от декоративности коровинского, непосредственно жизненного, толка. Мейерхольд стал катализатором процесса, решительно утвердив порывы Головина к «чистой театральности», к декоративности откровенно условной.
За постановки в Доме интермедий и блоковский «Балаганчик» в театре Комиссаржевской Мейерхольд уже заслужил у традиционалистов славу «изувера в искусстве», и его приглашение на императорскую сцену сотрудники Мариинского театра расценили как то, что директор в своей безумной любви к новаторам «окончательно спятил». Однако разумом Теляковский был редкостно крепок, сделав неоценимый подарок всему театральному искусству и лично Головину. В спектаклях с Мейерхольдом Головин создал новый большой стиль театральной живописи, стиль причудливый, романтичный и монументальный.
А вообще любопытно: коровинская «правда», которая восходит к натурной материальной плоти, является в театре игрой изменчивого освещения, асимметричных планировок, текучей живописной динамики, тогда как головинское «чудо», рожденное из туманов фантазии, предстает четким статичным равновесием величавой орнаментики (но это в виде сценической реплики «в сторону»).
Гордый успехами содружества Мейерхольда и Головина, Теляковский не мог, разумеется, не свести нового режиссера с любимым художником - Мейерхольду и Коровину было поручено ставить «Живой труп» в Александрийском театре. Хорошего из этого, однако, вышло мало. Изначально имелись некоторые негативные моменты (Мейерхольду, например, просто хотелось поскорей отделаться, он тогда целиком был поглощен образом задуманного с Головиным «Маскарада»), хотя имелись также моменты положительные (в частности, отвечая на поставленную режиссером задачу очень быстрой смены декораций, Коровин изобрел блестящий прием мгновенно падавших и взлетавших декораций-занавесов; блеснул он, по рассказу свидетеля, и в обсуждении образа Феди Протасова, «человека опустившегося, но с "идеей", сам начал его изображать, «и так верно...»), на премьере же сумма всего сложилась в явный провал.
Был в истории этой постановки еще один больно кольнувший самолюбие Коровина эпизод. Не чувствуя особого расположения к работе над драматическим спектаклем, Коровин оживился, когда дошли до сцены с цыганским хором (его материал, его стихия!), но едва начал воодушевленно излагать свою трактовку - раздался окрик: Мейерхольд раздраженно напомнил художнику об обязанностях писать декорации, а не вмешиваться в режиссуру. Всякое случалось с Коровиным в театре, но никто из новаторов никогда не отмахивался от его постановочных затей и его вкусом не пренебрегал. Верно Шаляпин называет этого ультрасмелого режиссера не постановщиком, а «обстановщиком», трюкачом. Балаган, он и есть балаган, хоть в прежних оформлявшихся Вальцем феериях с фокусами и бенгальскими огнями, хоть в нынешних мейерхольдовско-головинских «мистериях». Надо бы посмеяться и забыть мелкую репетиционную стычку, только вот не смеялось, не забывалось. Опасно звякнуло, холодно лязгнуло тревожным предупреждением...
Как мнительны артисты, сколько страданий от излишней впечатлительности - никому и на ум не приходит усомниться в полноте сил и талантов Константина Коровина. Интервьюеры осаждают, комплиментами осыпают со всех сторон, критики отзываются в самых лестных выражениях. «Про меня начали писать: "наш маститый", "превзошел себя". Уже привыкнув к ругани, я даже испугался: не постарел ли я?»
Простительное в устах обожаемой знаменитости легкое шутливое кокетство - годы славы и счастья не старят. Константин Алексеевич так молод, свеж и великолепен, что глаз отвести невозможно.
Следующая страница...
|