Конст.Коровин, 1930-е

- Стой! - сказал вдруг Герасим.
- Стой, - ответило впереди эхо.
- Круча знать! - крикнул Герасим.
- Круча знать, - ответило эхо.
- Ну-сь, благодарим вас, - крикнул Тучков, - я не желаю свалиться к черту.
- К черту, - повторило эхо.
- Зашли куда ни весть, знать река внизу, - потише говорит Герасим. Мы сели на землю.
- Тоже и место странное, - громко сказал Тучков. - Этот болван, что ни скажешь, - все повторяет.
- Болван повторяет, - отозвалось эхо.
- Глупо, глупо! - крикнул Павел Александрович.
- Глупо, глупо, - разнесло эхо.
- Представь, вот жить тут, - продолжает Павел. - Дом построить. Невозможно жить, постоянно будет эта история. Вы разговариваете, а оно вмешивается. И для чего это эхо существует? Непонятно и глупо. Есть в природе эти дурацкие штуки, такая ерунда.
- Ерунда-да-да-да, - повторило эхо.
- Уйдем отсюда, - сказал с досадой Тучков. - Надоело это дурацкое эхо. Черт!
- Сам ты черт, дурак. Почто орешь, леший?..
- Леший, - сердито повторило эхо.
Мы опешили. Голос был откуда-то снизу.
- Это знать, внизу на речке кто-то... - сказал шепотом Герасим.
Мы замолчали. В мертвой тишине ночи нам казалось, что кто-то ходит впереди, переступая огромными ногами. Плеск воды внизу, будто он переходит реку. Сбоку лес осветился, и увидели, что мы на краю высокого обрыва, а под обрывом слева, где был свет от огня, бросая большие тени на лес, высилась огромная тень человека. По речке тихо плыл челн, и впереди, на его носу, горело смолье. В челне стоял старик, дерзка в руках острогу, и пристально смотрел в воду реки. Сзади челна сидел другой и медленно шестом правил. Старик ударил к берегу острогой, вынул - на ней вертелась большая рыба. Он на край челна стряхнул ее с остроги, сказал:
- Поверни, покурим, да я смолья подложу.
- Эва вон, в ночь какую рыбачит, - сказал, глядя вниз, Герасим. - Эй, мы вот тож по охоте плутаем. Шагу не видать, - крикнул рыбакам Герасим.
- А вы чьи? - спросил снизу голос.
- Из Букова.
- Эвона, отколь зашли.
- Сторож-то Барченков далече ли отсюда?
- Не-е, не больно. По реке ежели, то скоро. Иди за нами по огню. Слезай.
- Тут не спуститься. Крута круча. Насмерть упадешь. Где бы пройтить-то?
Огонь сильно разгорелся. И мы пошли краем обрыва. Река далеко освещалась. Обрыв был отлогий, и мы быстро спустились по песку его. Старик рыбак посмотрел на нас и сказал:
- Охотники. Ишь, уток что. А мы-то слышим за бугром кто-то орет в ночь такую. Вы дальние, знать?
- Да, - говорю я. - Вот приятель из Москвы. Герасим из Букова. А я из Охотина.
- Да ты Коровин, знать?
- Да.
- Ты забыл, а я с тобой чай пил у Барана. Помнишь. Ты тоже заплутался тады.
- Как же! - вспомнил я. - Рассказывали про барыню без головы, что казалась в доме.
- Во-во. Помнишь.
- Как же!
- Баран жив. Лося опять засолил. Солонина, значит, будет. Горазд по лосям-то Баран. Стрелок. Не упустит. Ну, по бережку-то на огонь, за нами, идите. А то темь какая. Трогай.
И челн отошел от берега. Мы шли за ним сзади. Поворачивая изгибами реки, старик ловко ударял острогой. И отряхал в челн рыбу.
- Приехали, - крикнул он наконец.
Показался деревянный без перил мост. На берегу, у большого соснового леса, дом светился, стали видны и ворота с забором лесничего. Когда мы подошли к нему, залаяла собака. В доме было темно. Герасим постучал в край окна. Долго ждали. Отворилось окно, и молодая девушка спросила:
- Чего надо?
- Охотники, пустите, - ответили мы. Долго ждали. Слышались шаги. Отворилась калитка. Молодой лесничий с фонарем в руках сказал, показывая дорогу:
- Пожалуйста, не оступитесь. Эдакая темь.
Большой дом лесника. Чисто. Обе молодые женщины поздоровались с нами, забегали, хлопочут в сенях, ставят самовар.
- Рад гостям, - сказал лесничий, расстилая скатерть на столе, и взял уток.
- На двор вынесу - на холодок. Повешу там, а то в доме тепло.
- Простите, хорошо бы уток пожарить, - сказал Павел Тучков. - Я сам приготовлю.
На стол ставят чашки, варенье, грибы, огурцы.
- Уху сварим, - говорят женщины. - Десять часов, ужин сготовим.
- Мы-то рано спать ложимся, - сказал лесничий. - Скучно. Лес и лес. Дорога проселочная. Редко кто заглянет, и то - по делу. Глухое место. Рад я гостям-охотникам.
Затопили печь в соседней комнате. Лесничий из шкафа достал настойку, поставил рюмки. Павел Александрович налил коньяк в графин и сказал:
- Глушь, глушь. А каково! Жизнь какова, праздник Покрова! Чего еще!!!
- Спасибо дедушке-рыбаку, - сказал Герасим. - А то до утра бы во тьме сидели. А ночь-то, прямо египетска. Шагу не ступишь. Хорошо, дождя не было. А то бы...
Весело в печке трещали дрова. Что-то настоящее, живая жизнь в этой скатерти, хлебе, грибах, огурцах, в жареных утках и в темной ночи; как-то все вместе соединено, так просто и так хорошо душе.
- Эх, гляди, какой праздник вышел. Уха-то, налим, - радовался Герасим.
Слышу, собака скребется в дверь. Я отворил. Большой лохматый пес, вертя хвостом, обошел всех нас, обнюхал. Потом, перед столом, встал на задние лапы, служит. Его желтые глаза смотрели на нас и говорили:
- Видите, я служу. Вот что я умею. Он получил лепешку и живо проглотил.
- Заметьте, - сказал лесничий, - вот на вас маленько лаял. А то всю ночь рвется, прямо на забор прыгает. И повоет. Когда воет - значит, волки. Обязательно разбудит. В лесу-то тоже жить надо умеючи. Одному с семейством гляди да гляди.
- Что же, лихие люди бывают? - спросил Павел Тучков.