Конст.Коровин, 1930-е

Василий Харитонович Белов, маляр в моей декоративной мастерской при императорских театрах, человек был особенный, серьезный. Лицо в веснушках. Смолоду был у меня, служил в солдатах и опять вернулся ко мне. Василий Белов был колорист - составлял тона красок, и я ценил в нем эту способность.
В Крыму у меня был дом в Гурзуфе, хороший дом, большой, на самом берегу моря. И много друзей приезжало ко мне. И вот на отпуск поехал со мной Василий Белов. Очень ему хотелось увидать, где это море и что за море такое есть. Хороший дом был у меня в Гурзуфе: сад, кипарисы, персики, груши, виноградные лозы обвивали дом и самое синее море около шумит. Краса кругом. «Брега веселые Салгира»... Приехали. Но Василий Белов ходит, смотрит, что-то невеселый.
- Ну, что, говорю, Василий Харитоныч, море как тебе, нравится?
- Ничего... - отвечает Василий, - только чего в ем...
- То есть как это? - удивился я. - Не нравится тебе?
- Так ведь што, - отвечает он задумчиво, - а какой толк в ем, нешто это вода?
- А что же? - удивился я.
- Э-эх... вздохнул Василий, - ну и вода. Соль одна, чего в ней. Вот у нас на Нерле - вода. На покосе устанешь, жарко летом, прямо пойдешь к речке, ляжешь на брюхо на травку и пьешь. Вот это вода... Малина! А это чего, тошнота одна...
- Василий, - говорю, - посмотри какая красота кругом... Горы, зелень...
- Чего горы! - говорит Василий. - За папиросами в лавочку идешь - то вниз, то кверху. Чего это? Колдобина на колдобине... Нешто это земля?
Камни накорежены туды-сюды. А у нас-то, эх... р-о-овно, вольно. А тут чисто в яме живут. Море... Чего в ем есть? Рыба - на рыбину не похожа, камбала, морда у ней на одну сторону сворочена, хвоста нет, чешуи нет. Сад хорош, а антоновки нету, лесу нету, грибов нету...
- Да что ты, Василий, - здесь же персики и виноград растут. Ведь это лучше...
- Кружовнику нет... - сказал задумчиво Василий.
- Как нет? Виноград же лучше крыжовника!
- Ну, што вы. Н-е-ет, у нас кружовник, который красный, который желтый... Кружовник лучше...
- Да ты что, Василий Харитоныч, нарочно что ли говоришь?
- Чего нарошно, верно говорю. Татарам здесь жить ничего еще, чего у них утром - выйдет и кричит ла-ла-ла-ла... А у нас у Спаса Вепрева выйдет дьякон отец Василий да «многия лета» ахнет - ну, голос! Паникадило гаснет! А это што - море... а пить нельзя. Купаться тоже пошел - как меня в морду хлестанет - волна, значит, - прямо захлебнулся и колени ушиб. У нас-то в реке песок, на берегу травка, а тут везде камень - боле ничего.
Я смотрел на Василия, он удивлял меня.
- Тебе, значит, - говорю, - здесь не нравится?
- А чего здесь хорошего? Тут горы, а тут море. А земли нет. А у нас идешь-идешь, едешь-едешь, конца-краю нет... Вот это я понимаю. А тут што: поезжай по дороге - все одно и то нее, и дорога одна, боле и нет.
- Ну, а что же все-таки тебе здесь нравится? - озадаченно спросил я у Василия Белова.
- А вам чего тут нравится? - спросил он меня, не ответив. - Чего нравится тут? Калачей нету, это не Москва.
- Вот дыни у меня растут, - говорю я. - Ел ты, хороши ведь дыни!
- Хороши... - сознался нехотя Василий, - только наш весенний огурец, с солью да с черным хлебом, мно-о-ого лучше.
- Ну, а шашлык?
- Хорош, а наша солонина с хреном много лучше...
- «Что такое?» - думаю я.
- Ну, а черешни? - спрашиваю.
- Э-э-э... куда черешне до нашей вишни владимирской... Погодить надо... Шпанская...
Я растерялся и не знал, что сказать.
- Ежели б горы сравнять, - продолжал Василий, - тогда туды-сюды. А то што это? Да и зимы здесь нет, и вино кислое. А у нас - кагор, наливки...
- Постой, постой! - говорю я. - Здесь - мускат...
- Мускат... Это ежели патоку пить, она еще слаще... Это не вино. Мне вчера Асан, вот что к вам приходил, татарин, дак он мне говорил: «Мы, - говорит, - вина не пьем, закон не велит». Им Мугомет, пророк, только водку пить велел, а ветчину, свинину нипочем есть нельзя. Татары народ хороший, как мы. Только, ежели сказать ему: «Свиное ухо съел», - ну и шабаш... Тогда тебе больше здесь не жить, обязательно убьют или в море утопют...
- Это кто же тебе сказал?
- Асан. И из-за етого самого раньше сколько воевали - страсть. С русскими воевали. Русские, конечно, озорные есть... Придут вот на край горы из Расеи и кричат вниз, сюды, к им: «Свиное ухо съел»... Ну, и война...
- Это тоже Асан тебе рассказал?
- Да, он говорил. Он в Москву ездил, дык говорит, што у нас там девки хороши, у них нет таких-то... Это верно. Што тут: какие-то желтые, худые. Идет с кувшином от колодца, воды наберет пустяки... А у нас, наша-то, коромысло несет, два ведра на ем, а сама чисто вот маков цвет. А зимой наши девки все, от снегу што ли, чисто сметана - белые... и румянец, как заря играет... Покажи вот палец - смеются, веселые. А здесь брови красют, ногти, глядеть страшно. Наши на всех глаза пялют, а здесь попробуй - глядеть нельзя, а то секир-башку. Строго очень... Тут и травы нет ничего... Овец-то за горы гоняют, к нам. А то чего здесь? Сел я третева дня у дорожки, на травку, - вот напоролся: она чисто гвозди железные, хоть плачь. Наши-то здесь говорят: «Мы, - говорят, - на Илу ездим, вино там пить, трактир есть. Чай, щи, хлеб черный, ну и место ровное, хорошо. Видать дале-е-е-еко...» Да и куда видать, и чего там и не весть. Дале-е-еко!.. Какая тут жисть, нет уж, поедемте домой, - сказал мрачно Василий Харитоныч, - тут и дождика-то нет...
Ну что скажешь на это?