"Константин Коровин". Монография Раисы Ивановны Власовой. Коровин в живописи и театре

Решающий удар по старым традициям театрально-декорационного искусства был нанесен в 1904 году возобновлением оперы Глинки «Руслан и Людмила». Это было поистине второе рождение оперы! В те годы вряд ли к какому-нибудь другому спектаклю театр готовился столь горячо и серьезно. Необычным, прежде всего, было участие в его подготовке крупнейших музыкантов и теоретиков. В комиссию по работе над обновлением спектакля входили А.К.Глазунов, Ц.А.Кюи, Н.А.Римский-Корсаков, В.В.Стасов, известный музыкальный критик Н.Д.Кашкин. Решено было ставить оперу в новом издании, отредактированном Римским-Корсаковым и Глазуновым, без сокращений, в наиболее полном авторском варианте. Вопреки установившейся традиции, декорации, костюмы, бутафория, словом, все оформление спектакля вплоть до париков и обуви было исполнено по эскизам Коровина и Головина.

Монография   Р.И.Власовой   Живопись - 2 - 3 - 4   5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11    12 - 13 - 14 - 15 - 16   17 - 18 - 19 - 20 - 21   22 - 23 - 24 - 25 - 26   Театр - 2 - 3 - 4 - 5 - 6   7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12   13 - 14 - 15 - 16 - 17

Большую часть эскизов декораций писал Коровин. Зато Головин был автором большинства эскизов костюмов. Стасов, горячо увлекшийся возобновлением «Руслана», весьма настороженно следил за готовящейся постановкой и категорически заявил, что он «как член комиссии будет против декадентства в декорациях и костюмах». Старый ревнитель реалистического искусства впоследствии с радостью признал, что страхи его были напрасны. Он был в восторге от всего спектакля.
После напряженной почти двухлетней работы постановка «Руслана» была завершена, и в переполненном Мариинском театре 10 декабря 1904 года состоялась премьера.
Прошло всего четыре года после того, как по узенькой винтовой лестнице Коровин впервые поднялся под крышу Большого театра - в декорационную мастерскую, ставшую отныне его вторым домом. Но как много с тех пор произошло перемен в театре! Сценическое воплощение драматургии спектакля, которое ранее диктовалось только режиссером, теперь во многом зависело и от художника, который стал соавтором спектакля. В свою очередь, оформление понималось не только как создание реальной среды, в которой развертывалось действие. Это был живописный эмоциональный образ, созданный средствами живописи, своеобразная зрительная партитура авторского замысла. Именно этого добивались Коровин и Головин в каждой постановке, но, пожалуй, впервые целостное решение эта проблема получила в «Руслане».
«Больше живописи на сцене!» Этого принципа также неуклонно держались оба художника. Надо сказать, что их полная непримиримость к приоритету сценической живописи приводила порой к комическим ситуациям. «Ваши декорации 3-го акта и последняя, - недоумевал Теляковский, - будучи сами по себе прекрасными, не снабжены совершенно обстановкой. На чем будет спать Ратмир в 3-м акте и Людмила в 5-м в 1-й картине неизвестно. Я было предлагал купить в персидском магазине диван или взять таковой из «Ревизора» 1-й картины. Но Головин восстал - говорит, что не стильно. Кроме того, скамейки у Вас написаны, и люди живые никак не могут на них сесть».
Еще перед премьерой враждебно настроенная к новому искусству пресса, отстаивавшая старые нормы театрально-декорационного искусства, увидела в «Руслане» проявление декадентских тенденций. Однако большинством рецензентов возобновление оперы было расценено как крупное событие в театральном мире России. После спектакля Стасов, не забыв прислать в адрес директора императорских театров целый ворох своих соображений относительно постановки «Руслана», наговорил Коровину и Головину массу комплиментов по поводу декораций и костюмов.
К наибольшим удачам оформления «Руслана и Людмилы» всеми критиками был справедливо отнесен I акт - «Гридница Светозара».
До нашего времени не дошли жилища славянских князей, бывшие по большей части деревянными, но когда смотришь на декорации коровинской гридницы, с ее массивными, в два обхвата балками, которые воспроизводят типичные для древнерусского зодчества конструкции, на монументальные тяжелые опорные столбы, на мощные светильники и нарядный золоченый фон потолка и стен, расписанных красными декоративными цветами, мысленно переносишься в могучую Киевскую Русь, так хорошо передан здесь дух времени. Конечно, вряд ли в вырубленной из дерева гриднице древние зодчие поставили бы опорные столбы из камня. Коровин очень удачно внес этот элемент каменной архитектуры для того, чтобы подчеркнуть богатство и мощь Древней Руси. Сами по себе архитектурные элементы древнерусского интерьера - убегающее в глубину перекрытие с массивной поперечной балкой и декоративный убор, построенный на мотивах народного орнамента, к концу XIX века в постановках Русской частной опоры стали уже традицией. И все же в интерпретации Коровина сцена выглядела оригинальной. Все стало проще, суровей, величественней, монументальней. Вместе с неспешной эпической музыкой Глинки «Гридница» Коровина превосходно воссоздавала образ древней былинной Руси с ее мощью, простотой и наивным чувством сказочности. Уже на склоне лет, перебирая в памяти сделанное, Коровин отмечал, что именно в «Руслане» в I акте ему удалось передать дух эпохи.
Ощущение монументальности в этой картине во многом зависело от обобщенной широкой живописи. Все изображенные детали очень конкретны, что важно для этой оперы, насыщенной реалистически бытовой мелодикой, - ведь Глинка повествует даже о фантастике с убедительностью очевидца, и в то же время все написано крупными живописными массами, без разбивающей целое мелочности. Широкими грубоватыми линиями очерчены деревянные части гридницы: тяжелые балки, стропила, словно вырубленные топором окошечки наверху, массивные каменные столбы, орнамент росписей также определяют ощущение «большой» сцены.
Сходная с «Гридницей Светозара» декорация финального акта заслужила меньше похвал современников. Но и она скомпонована с большим художественным чутьем и тактом. В либретто оперы отмечено, что действие V акта происходит в той же гриднице, однако Коровин повторяет декорацию I акта лишь в конструкции интерьера (шатровая крыша, перекрытие с массивной поперечной балкой). Композиция здесь не должна была быть так торжественно-монументальна, как в I акте - сцене пира. К тому же в огромных размерах гридницы потерялся бы важный в смысловом отношении передний план, где находилось ложе для принесенной Русланом спящей Людмилы. Декорация финала также производит впечатление богатой и нарядной княжеской палаты - она даже более обильно орнаментирована, но вся сцена становится и меньше и интимнее. Опорные столбы, которые были в I акте каменными, заменены здесь витыми деревянными расписными. В больших люнетообразных окнах разместились чуть неуклюжие солнца - излюбленные в орнаментике древних славян; справа за ложем Людмилы - крутая деревянная лестница, окаймленная узорчатыми перилами.

следующая страница...