|
Мы уже говорили, что, помимо яркого солнца Коровин в 1910-е годы любил писать полумрак. Он разрабатывал новую для себя тему вечерних интерьеров, часто с женскими фигурами. В них, опять-таки не отступая от натуры, художник стремился наполнить образ романтическим звучанием.
Порой он одевал свои женские персонажи в старинные платья, но это ни в коем случае не обращение к ретроспективизму мирискусников. Эти платья нужны ему для создания особой романтической атмосферы, которую он так любил в театре. Изображая конкретные модели, Коровин не стремился сосредотачиваться на портретном сходстве.
Лица женщин даются очень обобщенно (Вечер. Интерьер, 1911), фигуры часто изображены со спины.
Они - носители гармонии, они поэтизируют этот камерный мир уюта и тепла. И цветы, часто находящиеся в интерьере, составляют вместе с ними именно то гармоническое целое, выразить красоту которого так стремился художник. И, возможно, не случайно именно в послереволюционные годы число подобных работ возросло, как воплощение поэтической мечты, которую в особенно тяжелое время, несмотря ни на что, пытался воплощать в своих полотнах Коровин.
«Я много работаю, - писал Коровин в одном из писем в июне 1918 года, - ищу в живописи иллюзию и поэзию, желая уйти от внешнего мастерства».
Надо сказать, что революционные события и в феврале, и в октябре нарушили душевное равновесие художника. И хотя его избрали в апреле 1917 года в Комиссию художников при Комиссаре над бывшим министерством императорского двора, а в 1918 он вошел в состав Отдела пластических искусств, комиссии по охране памятников искусства и старины при Совете рабочих и крестьянских депутатов, одновременно став членом коллегии художников театра, это все его тяготило.
«Боже, как надоела политика!» - восклицает он в одном из писем. Сложная обстановка сложилась и в Училище живописи, ваяния и зодчества, которое вместе со Строгановским училищем реорганизовалось в Свободные художественные мастерские.
Коровин избран на должность руководителя мастерской. На одном из собраний он даже настаивал на приглашении в мастерские «мастеров самых крайних, если так можно выразиться, толков.
Мы не можем знать, где правда, - заявил художник. - В свое время не были поняты признанные теперь мастера Сезанн, Гоген, Врубель».
Однако со стороны левых художников Коровин подвергался жестоким нападкам как представитель буржуазного искусства. Особенно усердствовали в этом деле Владимир Маяковский и Давид Штеренберг. И в конце 1919 года, ссылаясь на болезнь сердца, мастер отказался от преподавания.
Вместе с тем продолжалась его активная работа и в театре, и в станковой живописи. Очень удачными были его оформления опер Зигфрид Рихарда Вагнера (1918), Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии (1920) и Млада (1917) Николая Римского-Корсакова.
Но как только появлялась возможность, Коровин уезжал из Москвы, в 1918 году в Охотино, в 1918-1919 в Островно на берег озера Удомля в Тверской губернии, где когда-то работал Левитан.
Там вдали от трагических событий, разворачивающихся в стране, он продолжал писать вечерние интерьеры. Такие его работы, как В комнате (1918) с фигурой жены, выдержанная в холодноватой гамме серых, синих, голубоватых оттенков, или, наоборот, по-прежнему мажорные по цвету вечерние интерьеры У окна (1919) с двумя беседующими женщинами, или Женщина с гитарой (1919), где большую роль играют красочные контрасты, исполнены большого художественного темперамента, страстного эмоционального заряда.
А в картине На террасе (1920) с как бы рождающимися из мрака двумя женскими фигурами рядом с букетом темно-красных цветов, стоящих в ведре на столе, мы как бы переживаем всю таинственную романтику летней ночи.
«Люблю ваш сумрак неизвестный и ваши тайные цветы...» - эти строки Пушкина часто любил повторять Коровин. И как созвучно им настроение этой работы.
В предисловии к каталогу выставки, устроенной Главполитпросветом к шестидесятилетию со дня рождения художника, искусствовед Игнатий Хвойник писал: «В поэзии сумрака и "тайных цветов" кисть Коровина претворяет невнятную романтическую мистику в чувственную реальность, почти языческую в своей ясности и гармонии». Эти слова в полной мере относятся не только к послереволюционным интерьерам, но и к портретам 1920-х годов, особенно к Портрету Федора Шаляпина (1921), в котором из романтического мерцающего фона выступает монументальная фигура артиста.
И выставка 1921 года, и устроенная в Третьяковской галерее в 1922 году ретроспективная экспозиция работ художника как раз свидетельствовали, что кисть мастера не исчерпала себя. Но жить в России становилось все труднее и труднее.
В 1920 году он писал журналисту Николаю Ангарскому из Удомли отчаянное письмо о помощи: «Когда я был в Москве, то ко мне приходили реквизировать квартиру и уплотнять, но справедливость охранных грамот защитила мое убежище... В квартире живет Анна Станиславовна Барановская, бывшая труженица театра. Теперь заболела от холода - идет кровь горлом.
Пишет мне: опять хотят взять квартиру совсем. Комендант дома сказал: несмотря на охранные грамоты Наркомпроса, все же с квартиры уезжайте к 1-му апреля.
Куда я поеду? Куда я дену обиход моих работ? Куда же я дену бедных и престарелых помощников моей жизни, труд которых был незаметен, но сохранял мой труд для деятельности в театре? Неужели так важна квартира в пятом этаже? В ней я буду работать с мая месяца. Теперь я собрал материал и хочу сделать панно — памяти Левитана. Мне нужен мой угол. Не лишите меня его. Прошу Вас. Заступитесь за меня».
Лишения, нужда, свои болезни и болезни сына и жены, а также постоянные нападки со стороны «левых» художников вынудили Коровина в конце 1922 года под предлогом устройства персональной выставки выехать за границу.
Несмотря на то, что он оформил там ряд спектаклей, что им было устроено несколько персональных выставок, его работы продавались плохо и дешево. Другие направления вошли в моду в Париже, где он провел последние шестнадцать лет своей жизни. Не мог заработать на жизнь Коровин и литературным трудом, хотя его блестящие воспоминания публиковались в русской эмигрантской прессе. Но русские издания не богаты, и потому гонорары в них просто мизерны.
И тем не менее Коровин продолжал много работать. Конечно, ему приходится часто писать картины на заказ, и они действительно неудачны.
Вопреки распространенному мнению, что все созданное им в эмиграции плохо, Коровин порой писал весьма выразительные работы. И, думается, права Ирина Федоровна Шаляпина, посетившая в Париже художника в 1932 году, видевшая его поздние работы, утверждая: «Конечно, Константин Алексеевич навсегда остался изумительным художником...». О его творчестве парижского периода дают представление, например, натюрморты с розами, исполненные почти в экспрессионистической манере. В их цветовом строе и в манере исполнения есть что-то близкое Хаиму Сутину.
Недаром, как вспоминал Илья Эренбург, «Константин Алексеевич говорил Фальку: "Знаешь, кто теперь самый большой художник во Франции? Сутин!"».
Вне всякого сомнения, художник присматривался к современному европейскому искусству. Об этом свидетельствуют и виды ночного Парижа 1930-х годов. Казалось бы, Коровин продолжал в них свою дореволюционную серию Парижских огней. Чисто тематически это так, но изменилась манера письма, а соответственно и образ. Динамичен Ночной Париж в блеске огней и в движении автомобилей.
На открытом пространстве переднего плана, среди влажной мостовой, отливающей всеми оттенками отраженного искусственного света, художник запечатлел своей быстрой кистью очень характерные фигурки парижан, которые подчеркнули неповторимую специфику города.
Таким образом, можно утверждать, что в свой зарубежный период Коровин старался вносить новое в свое искусство.
Яркой выразительности исполнен последний Автопортрет художника (1938). По глубине выраженных чувств, по уверенной лепке головы нельзя сказать, что это произведение написано тяжело больным человеком.
Но лишения и страдания сказываются в какой-то настороженности, прочитывающейся при внимательном вглядывании в лицо, в котором проступает что-то рембрандтовское. А в следующем 1939 году Коровин внезапно скончался на улице от сердечного приступа.
Трудно переоценить вклад Коровина в русскую художественную культуру конца XIX и XX веков. Его произведения, украшающие залы не только столичных, но и многих провинциальных музеев, всегда привлекают своими живописными достоинствами зрителя. С успехом возобновляются и театральные постановки в коровинском оформлении.
Нельзя не сказать и о том, что у Коровина учились такие прекрасные колористы, как Павел Кузнецов, Мартирос Сарьян, Илья Машков, Роберт Фальк, Николай Сапунов, Александр Шевченко, Михаил Ларионов, Наталия Гончарова, и многие другие известные художники. Это были мастера разные, порой прямо противоположные друг другу по устремлениям.
Но их объединяло одно: удивительно тонкое чувство цвета, понимание возможностей колорита в создании образа произведения. Этим они обязаны вдохновенному певцу красоты жизни Константину Алексеевичу Коровину, чье творчество представляет одну из самых замечательных страниц в истории русского искусства.
Автор текста - Михаил Киселев.
Посмотрите картины художника...
|
