|
Пятнадцать последних лет XIX столетия были ознаменованы для Коровина покровительством и дружбой крупного (еще до конца не оцененного) общественного и художественного деятеля того времени Саввы Ивановича Мамонтова. Он сыграл в судьбе художника исключительную роль. Знаменитый Абрамцевский кружок, театрально-декорационные работы в Частной опере, путешествия по России и за границу, материальное благополучие, дружба с Шаляпиным - все воплощалось для Коровина благодаря «Савве Великолепному», как назвал Мамонтова Нестеров.
«Мало кого из художников так любил мой отец, мало с кем так носился, как с Константином Коровиным», - свидетельствовал сын Мамонтова, Всеволод. А Павел Кузнецов замечал: «У Саввы Ивановича было много общего с Коровиным, потому они так и дружили, но вместе с тем у них были и существенные различия. Мамонтов, как натура, был глубже, серьезнее, склоннее к философии, Коровин же - легче, быстро восприимчивый и блестящий».
Различие, конечно, было и в возрасте (па двадцать лет), и в материальной обеспеченности, и в социальном положении. Но их крепко объединяло постоянное творческое горение, страстная влюбленность в русское искусство во всех его проявлениях. А для Мамонтова особенно в оперу, в театр. Савва Иванович сам был режиссером в созданном им театре, его даже называли «оперным Станиславским». Кроме того, он был скульптором-керамистом. «Савва Иванович Мамонтов - художник в душе, - писала его двоюродная сестра Вера Николаевна, жена Павла Михайловича Третьякова в своем дневнике, - и в свои сорок лет не отказывается участвовать пи в каком веселье, даже считается душой общества и взрослых, и детей». Как это схоже с Коровиным. Да и широта интересов Мамонтова - финансовые, строительные, железнодорожные и тут же театральные, скульптурные, культурно-художественные в целом, разве это не напоминает всестороннюю одаренность Коровина?
Конечно, при таком разбросе неизбежен налет дилентантизма у обоих. Федор Васильевич Чижов (профессор математики, крупный финансовый и общественный деятель-славянофил), сыгравший в жизни Мамонтова не менее важную роль, чем тот в судьбе Коровина, писал Поленову: «Мамонтов, знаешь, хорошо пробавляется художническим дилетантством и дилетантством железнодорожным, но зато это такая славная природа, что ругаешь его именно потому, что хорошее хочешь видеть лучшим». Разве сам Поленов не также относился к начинаниям Коровина! Да, общего в их натурах было так много, что, кажется, они просто не могли пройти по жизни, минуя друг друга.
Знакомство произошло в середине 1880-х годов. Мамонтов, увлекавшийся оперными постановками еще в своем доме на Садовой-Спасской, основал в 1885 году уже для широкой публики Частную оперу - свое любимое детище. На ее сцене впервые были исполнены «Хованщина» Мусоргского и «Садко» Римского-Корсакова. Последний специально для мамонтовского театра написал оперы «Сказка о царе Салтане» и «Царская невеста». На сцене Частной оперы полностью раскрылось дарование Федора Шаляпина, которого Мамонтов переманил из Петербурга, где тот выступал на третьих ролях. Так что заслуга Саввы Ивановича перед русским оперным искусством огромна. Это была не прихоть богача, а серьезнейшая работа во благо русской культуры.
Считая, что театр - это «коллективный художник», Мамонтов старался окружить себя талантливыми людьми, которые помогали бы ему в задуманном, прекрасном деле. Первыми помощниками стали неизменные члены Абрамцевского (в Абрамцеве находилось имение Мамонтова) художественного кружка - Виктор Васнецов и Василий Поленов. Поленов «привлек к исполнению декораций, по его и В.М.Васнецова эскизам, своих молодых учеников, столь прославившихся впоследствии, а именно И.И.Левитана и К.А.Коровина, - свидетельствует Всеволод Саввич Мамонтов. - Из первых постановок Частной оперы по рисункам Василия Дмитриевича явились на сцену «Фауст» Гуно, «Виндзорские кумушки» Николаи и «Аида» Верди. Для «Фауста» декорации писал Левитан (и Коровин, по воспоминаниям А.Головина), а для «Аиды» - Коровин.
Это была первая проба в декорационном искусстве этого большого мастера. Впрочем, в другом месте автор воспоминаний пишет, что Коровин появился в их доме зимой 1882-1883 года, когда они ставили на домашней сцене «Снегурочку» (потом она была поставлена и в Опере) в художественном оформлении Васнецова, игравшем Деда-Мороза. Костенька же играл Леля (откуда и прозвище). Не суть важно. Тесное творческое сотрудничество началось именно с оформления «Аиды».
«Я не помню, чтобы была такая тонко художественная постановка опер, как у Мамонтова, - читаем в записных книжках Переплетчикова, - ...чудесная была постановка, например, «Снегурочки» или «Аиды». Что теперь эти чудные костюмы и декорации, писанные Левитаном по рисункам Васнецова, или чудесная декорация К.Коровина...» К сожалению, сами декораций не сохранились, мало осталось и эскизов к оперным постановкам в мамонтовском театре, и судить о них мы можем только по воспоминаниям современников.
А ведь поначалу Коровин раздумывал, браться ли ему за незнакомое дело. «Я никогда не писал декораций», - сказал он Мамонтову с сомнением. «Вы напишите, я вижу», - просто ответил хозяин Оперы. Очевидно, заметив зажегшийся в глазах юноши огонек желания попробовать свои силы и на этом поприще. Может быть, Коровин согласился работать для Частной оперы потому, что почувствовал «талант понимания» у Мамонтова (это отмечали многие художники). «Как он любит оперу, искусство, как сразу понимает набросок, эскиз...» - писал Коровин. Ничего не нужно было объяснять, доказывать, - они были единомышленники. Мамонтов первым, по мнению Коровина, ввел настоящего художника в театр. До него декорации были примитивны и аляповаты. Они не являлись произведениями искусства.
Коровину, как и Мамонтову, хотелось, чтобы театр был праздником во всем. «Краски могут быть праздником глаза, как музыка - праздник слуха души, - писал Константин Алексеевич. - Глаза говорят вашей душе радость, наслажденье, краски, аккорды цветов, форм. Вот эту-то задачу я и поставил себе в декоративной живописи театра, балета и онеры. Мне хотелось, чтобы глаз зрителя тоже бы эстетически наслаждался, как ухо души - музыкой. Неожиданностью форм, фонтаном цветов мне хотелось волновать глаза людей со сцены, и я видел, что я даю им радость и интерес».
Коровину сначала было непонятно, почему богатый меценат с такой искренней нежностью относится к художникам и артистам, помогает им, зовет к себе в Абрамцево на все лето, устраивает заказы, поит-кормит, веселится вместе с ними. Тратит огромные деньги на искусство, а тут еще оперу задумал. Но вскоре все разъяснилось. Мамонтов подвел Коровина к портрет) Федора Васильевича Чижова работы Репина и, осветив его канделябром, произнес: «Он был замечательный человек. Знаете, что он сказал мне, - я был такой же мальчик, как вы: "Артисты, художники, поэты есть достояние народа, и страна будет сильна, если парод будет проникнут пониманием их". "Особенный человек Савва", - подумал я», - так описал этот эпизод Коровин. А потом, по заказу Мамонтова исполнил для актового зала Костромского химико-технологического училища, основанного на деньги Чижова (за созданием училища наблюдал Савва Иванович, душеприказчик Чижова), картину «Завещание Чижова».
Продолжение
|
