|
Надо сказать, что перед началом работы они долго бились над композицией эскиза. При этом присутствовал Врубель, друг Серова еще по ученическим годам в Академии художеств, а теперь уже и друг Коровина, познакомившегося с Михаилом Александровичем во время поездки в Полтавскую губернию в том же 1886 году, когда встретился и с Серовым. По воспоминаниям сына Саввы Мамонтова, Всеволода Саввича (также присутствовавшего тогда в мастерской), Врубель смотрел, смотрел на муки их творчества и не вытерпел, схватил лист серого картона и в каких-нибудь полчаса написал одну из лучших своих вещей - Хождение Христа по водам. Протянул друзьям со словами: «Может это подойдет?».
Этот эпизод проходит в нескольких воспоминаниях. В частности у Игоря Грабаря. «Врубель сделал эскиз с такой волшебной маэстрией и так быстро, что оба приятеля были совершенно подавлены. По словам Серова, Врубель ясно видел их беспомощность в сравнении с ним... И Серов признавался, что... ему было больно и стыдно. Он слишком явно чувствовал все бесконечное превосходство этого человека в мастерстве и уменье и не раз говаривал, что "Врубель шел впереди всех, и до него было не достать"». Участие Врубеля нашло свое отражение в композиции, принятой друзьями. А эскиз Врубеля Коровин потом подарил Третьяковской галерее.
Сама же работа в Костроме не принесла художникам удовлетворения, хотя поначалу и показалось, что выполнили они ее неплохо. Даже Третьякову картина понравилась. Но позже Серов нелестно отзывался об их творении и просил знакомых художников не ездить его смотреть. Коровин же занес в свой рабочий альбом: «В искусстве нужно только писать и делать любимое... Кострома. Писал картину с Серовым и увял от скуки. Целые дни глупыми воображениями терзал себя, никакого света и жизни, никакой силы, только тяжкое уныние остается, бремя дел, на которые я не призван». Да, заказные работы ему (впрочем, и не только ему) редко удавались. Его лучшие вещи писаны по потребности души и непременно с натуры.
Зато в жизни Коровина костромская работа, а точнее совместная работа с Серовым, сыграла значительнейшую роль. Она подарила Коровину лучшего друга. После этого они уже не могли обходиться один без другого. Тогда-то, вернувшись в Москву, Серов предложил Коровину, имевшему в то время мастерскую в доме Червенко на Долгоруковской улице, пристроить там отдельную комнату и для него. Так и сделали. Серов переехал в коровинскую мастерскую, и началась их совместная дружеская жизнь и творчество. Вскоре к ним примкнул и Врубель. Он был особенный, ни на кого не похожий.
Коровин всегда восхищался его умением спорить, не повышая голоса, необыкновенной эрудицией, изяществом фигуры, одежды и манер. Но более всего он был восхищен его талантом, и слово «гениальность» в воспоминаниях Коровина соседствует с именем Врубеля. К примеру: «Напрасно думать, что живопись одному дается просто, без труда, а другому трудно. Вся суть в тайне дара, в характере и трудоспособности... Сальери изучал и фугу и гармонию, а гуляка Моцарт и не говорил о том, что он постиг гармонию и всю теорию музыки, и притом имел еще одну небольшую вещь - гениальность. Посмотрите рисунки Врубеля в Академии...». (Здесь, конечно, нельзя не заметить, что «гуляка Моцарт» - алаверды к самому себе.)
Когда Врубель переехал в мастерскую Коровина, он привез с собой акварель Воскресение, на которой тело Христа было рисовано, по словам Константина Алексеевича, все из мелких бриллиантов, а потому как бы светилось и горело. Коровин был потрясен гак же, как при виде рисунка Демона («рисунок был восхитителен и так особенен, что я с того времени не видел формы подобной»). Коровина и Врубеля сближало не только творческое горение, но и непризнание их исканий. «Слово декадент было ново, вроде сволочи, почему-то применяли его ко мне и Врубелю, - писал позже Коровин. - Я-то знаю, что потому, что мы были неплохие художники». Каждый из трех друзей искренне восхищался достижениями друг друга или переживал неудачи.
«Эти три художника - Коровин, Серов и Врубель - были друзьями, вместе прокладывали новые пути, - писал знакомый Коровина, философ, преподаватель Московского университета, а позже тоже эмигрант Борис Вышеславцев. - ... Интересно проследить жизнь всех трех художников на их творчестве. Серов получил здесь больше всего для своей живописи. Он находился под влиянием Коровина. Будучи талантливым рисовальщиком и человеком редкой трудоспособности и упорства, он старался освоить живописную насыщенность и пышность коровинских колоритов. Достигнуть этого он никогда не мог, так как был человеком совсем иного жизнечувствования, но все же живопись его стала сильнее.
Напротив, Врубель ничего не мог заимствовать у Коровина, так же как и Коровин у Врубеля. Это были мощные художественные индивидуальности, и каждая шла своим путем».
Материально художники жили трудно, но их, тридцатилетних, окрыляла дружба, творчество, совместные веселые пирушки с приглашением множества приятелей-художников, шутки, розыгрыши, живописные эксперименты, и вновь, и вновь - постоянные споры об искусстве. Богемная жизнь перемежалась с упорным трудом.
Замечательный портрет Коровина, написанный Серовым в 1891 году, - яркое отражение того периода их жизни. Более темпераментная, чем прежде, кисть Серова (результат творческого общения с другом) запечатлела молодого, жизнерадостного, полного юмора Коровина, сидящим в свободной позе на диване. Он облокотился на красно-белую полосатую подушку и чуть откинулся к стене. Стена, как рассказывал потом Константин Алексеевич дочери Серова Ольге, была такой холодной, что после позирования спина примерзала к ней. Серов, как обычно, работал долго, тщательно и очень медленно.
Несмотря на это, портрет так и остался несколько незаконченным. Наверно, художник боялся «засушить» его. Но, будучи изумительным портретистом, Валентин Александрович так точно схватил и передал характер друга, что рецензенту в журнале Мир искусства не составило труда откомментировать портрет: «Конечно, художника выдают аксессуары, в виде палитры, этюдов, но и без них вы узнаете жреца искусства, ленивого, беспечного, великого в минуты вдохновения и неустойчивого в обычных отношениях жизни».
Шел один из самых счастливых периодов, переживаемых Коровиным в сообществе близких по духу людей. Позже, когда уйдут уже из жизни его ближайшие друзья, последним в 1911 году - Валентин Серов, Коровин скажет: «Со смертью Антоши от меня навсегда ушла надежда, что я не одинок, что у меня есть душевная опора... Горькая моя судьба - похоронить Врубеля, Левитана, а теперь и Серова!»
Но это случится еще через десять лет. А пока жизнь дарит радостью. Впереди много увлекательных открытий, интересных работ, и ближайшие из них сулит поездка на Север. Вместе с Серовым Коровин отправляется туда летом 1894 года.
Продолжение
|
